"Сугыш. Война..." Эти слова ворвались в мирную деревенскую жизнь и резко изменили ее.

Наш отец, Масалим Мухаметгареевич Гареев, к этому моменту работал заведующим начальной школой в родном селе Старо-Баширово Чекмагушевского района Башкирской АССР. Так как его должность по-татарски звучала длинно, в деревне произносили коротко и ясно: «завшкул». Кроме того, он, как единственный по-настоящему грамотный человек, на общественных началах был представителем прокуратуры по двум сельсоветам, председателем ревизионной комиссии колхоза, возглавлял общество «Долой неграмотность». Мама Гульталига трудилась в колхозе. Семнадцатилетняя сестра Ракия только что с отличием окончила педагогическое училище, успела съездить в Уфу, сдать документы в пединститут на исторический факультет и была уже принята на первый курс без экзаменов. Два старших брата – Рашит 13-ти лет и одиннадцатилетний Раис – учились в школе.

Мне было шесть лет, и я, конечно, не мог понимать всей трагичности происходившего. Запомнилась картина: у правления колхоза, где было радио – один на два села батарейный радиоприемник, собралась большая толпа людей. Часть мужчин находилась в правлении, остальные, с окаменевшими лицами, стояли на улице. Женщины тихо плакали и уголками платков вытирали слезы. В толпе то и дело шептали: «Сугыш… сугыш…». Подавленное настроение взрослых передалось и нам, ребятне, и мы жались к матерям.

Начались призывы на фронт. Уходили двоюродные братья, дяди и соседи до 35 лет. Потом начали отправлять 40–45-летних. К началу войны папе исполнилось 42 года. По возрасту и по статусу (дипломированный учитель с десятилетним стажем) он имел право на бронь, но весной 1942-го в очередной приезд в райцентр к нему на улице подошел работник военкомата и пригласил зайти. В кабинете он сообщил папе, что может продлить ему бронь еще на три месяца, а вообще нужно готовиться к отправке на фронт. От беды за чужие спины не спрячешься, и отец попросил вручить повестку, чтобы сразу же оформить в роно увольнение, расчет и приказ на назначение учительницы Макуловой заведующей школой. 

– Да ты доброволец, –удивился военный, видевший, как многие хватаются за бронь. - Давай я тебя запишу в дальнобойную артиллерийскую бригаду, которая формируется в Буздяке. Все-таки не пехота. 

– Война, браток, везде война, – ответил отец. – Я же всю гражданскую прошел, знаю, что это такое. 

Война для него началась со знаменитого Ржевского сражения. Далее были Витебск, Полесье, Прибалтика. Ратный труд отец завершил под Ригой, практически 9 мая, поскольку Курляндская группировка немецких войск дралась с упорством обреченных. 8 мая наши войска нанесли по группировке такой мощи воздушно-артиллерийский удар, какого бойцы не видели за все время войны. Над территорией стояла черная туча от бомб и снарядов. К концу дня враг выкинул белый флаг, начался вывод пленных. 

Наше командование допускало, что среди тысяч пленных могут попасться горячие головы, которые пойдут на провокацию. Поэтому частям было приказано: на время вывода основной массы пленных быть в полной боевой готовности. Так что 9 и 10 мая было еще полувоенное положение.

Большую часть войны отец прошел наводчиком 152-миллиметровой гаубицы. 

Общественные обязанности не оставили отца и в армии – он был заместителем парторга батареи, замстаршины. При более длительной дислокации на одной позиции в его обязанности входило организовывать баню. Палатку и чаны возили на лафетах орудий, комплект чистого белья – на случай ранения или помывки - солдаты носили в вещмешках. 

Зная хладнокровие своего сержанта, комбат часто брал его с собой на передовую, где вел корректировку огня. Отцу приходилось нести на спине катушку с кабелем и дублировать команды капитана, если тот не мог отрываться от оптики. А когда их засекали немцы, спешно «сматывались». Два раза немецкая пуля сносила с отцовской спины катушку с кабелем, ни разу не задев его самого. Часто приходилось доставлять важные пакеты в штаб бригады или соседних пехотных частей. Нередко шел через белорусские чащи по ночам. Спросить не у кого. Как ориентировался – один Всевышний знает.

В первое время 152-миллиметровые гаубицы берегли, так как их было мало. Но когда пушек стало больше, а у немцев появились танки «Тигр» и самоходные пушки «Фердинанд», которые просто давили наши мелкокалиберные пушки, подключились гаубицы резерва Верховного Главнокомандования. Когда пятидесятикилограммовая болванка советских орудий попадала в цель, башня «Тигра» просто отлетала от танка. В одном из боев на территории Латвии орудие отца уничтожило пять «Тигров». Расчет наградили.

Кончилась война. Солдаты с нетерпением стали ждать демобилизации. Наш отец попал в число первых. Ехал домой в «поезде победителей», который часто показывают в кинохронике.  Останавливаясь на каждой станции, поезд из Москвы до Уфы ехал (или полз) целых 22 дня! А по Уфе, от моста через реку Белую до вокзала, – полдня (обычно это расстояние преодолевалось за 17 – 20  минут). Кто-то из знакомых увидел отца, на ходу переговорил с ним и каким-то образом сумел передать нам, что отец уже в Уфе. Ждем его день, ждем два, волнуемся: в Уфе обстановка неспокойная. 

Хорошо помню 7 августа 1945 года. Мама послала меня, десятилетнего пацана, полоть морковь на колхозный огород. Не успел я пройти метр грядки, как сообщили: отец и Шарип-абзый приехали на пароходе в райцентр Кушнаренково, и за ними туда нужно ехать на лошади. Я стремглав кинулся в правление. Председательский выездной конь с тарантасом стоял уже наготове. Упросил взрослых взять с собой. Всю дорогу думал: узнаю отца или нет. Но когда на половине дороги мы встретили двух демобилизованных (односельчане в Кушнаренково организовали лошадь), я безошибочно прыгнул на родные колени.

Тяжелое бремя военного времени вынесли на плечах наши сельчане. Мама трудилась чуть ли не круглые сутки: в колхозе – по обязанности, дома – по острой необходимости. Мечта сестры о высшем образовании разбилась в пух и прах: документы из института забрала, на работу направили в другой конец района. Через полгода, правда, Ракия добилась перевода в школу соседнего села. Дали пятый класс. Некоторым второгодникам было чуть меньше, чем учительнице. Самые хулиганистые могли затеять драку во время урока, но сестра умела их обуздать. 

Жизнь сельской учительницы военного времени протекала в невообразимом, губительном для здоровья девушки темпе: днем - школа, вечером - агитработа (нужно было убедить полуголодных женщин подписаться на госзаем). Кроме того, собирала шерстяные носки и варежки для бойцов, летом работала в поле, осенью – на току. Многие старики в деревне из-за смены татарского алфавита не могли читать письма солдат, написанные на кириллице, а сыны-фронтовики не умели «расшифровывать» арабскую вязь родителей. Вот и шли к сестре с просьбой: «Ракия, балакаем, напиши письмецо».

В 1943 году сестру назначили директором неполной средней школы – НСШ, как тогда назывались семилетки. 19-летней девушке в условиях жесточайшего дефицита (нет ни дров, ни керосина, ни материалов для ремонта) предстояло обеспечить работу учебного заведения. К тому же еще заболела малярией. Она шла по утрам в школу, а я шагал следом с покрывалом в руках, чтобы в случае приступа болезни сестра не упала и не лежала на земле. Каждый месяц, бывая с отчетом в роно, она со слезами просила освободить ее от руководства. Наконец мольбам вняли - директором назначили вернувшегося по ранению фронтовика. Сестра осталась работать завучем. На этой должности пробыла до замужества и рождения ребенка уже после войны.

Брат Рашит умер в 1944 году. Раис с одиннадцати лет трудился в колхозе, и я часто помогал ему. Если говорить о родственниках, которые участвовали в Великой Отечественной войне, то их наберется не менее двух взводов.

Так что Победа советского народа над врагом – это и наша Победа, в которую моя семья внесла свой скромный вклад.